– А чем тебе твой нынешний не нравится?
– Новый будет гораздо круче! – Глаза Чарли загораются. – Полуторная кабина с лифт-комплектами, хромированные колесные диски, матирование…
– Звучит классно. И дорого, – отвечаю я, а про себя думаю: «Мечтать о грузовике – не твой уровень. Ты должен стремиться выше. У тебя же такой потенциал!»
– Как я уже говорил, ты не одна бываешь днем занята. Я ношусь как электровеник, и к концу лета деньги на грузовик должны появиться. А относительно того, что будет потом, определенного плана нет. Может, поеду колесить по стране. Я ведь всю жизнь из бассейна не вылезал и поэтому очень многого не видел.
Я киваю. Знакомая ситуация. Сама я вообще ничего не видела за пределами штата Вашингтон.
– А что ты собираешься делать…
Я прерываю Чарли, чтобы он не успел спросить о чем-либо конкретном. Не хочу врать или недоговаривать. Ведь он был со мной откровенен.
– Я? Ничего. То есть никуда не еду, – тараторю я и как будто бегаю по кругу, но надеюсь, что Чарли этого не заметит, – буду учиться онлайн по университетской программе, но уезжать не собираюсь…
Чарли смеется:
– Это хорошо, но вообще-то я спрашивал о твоих планах на завтра.
Я выбираю самый простой ответ:
– А… Ну… днем я занята, а вечером свободна.
– Тогда буду ждать тебя здесь.
Я поднимаюсь на цыпочки и быстро целую его в щеку. Потом разворачиваюсь и бегу к дому, но далеко убежать не успеваю: что-то меня беспокоит. Может, совесть; может, сверчок из «Пиноккио»; может, ангел на плече, – как ни назови это «что-то», оно мне твердит: «Чарли заслуживает того, чтобы знать правду!»
Я возвращаюсь. Чарли стоит на том же месте. Делаю глубокий вдох и начинаю:
– Мне нужно тебе кое-что сказать…
На этот раз я настроена решительно, и название моей болезни почти слетает у меня с языка. Честное слово. Но у Чарли такое искреннее, открытое лицо, он смотрит на меня и видит ту, кем я очень хотела бы быть, – совершенно нормальную девушку. И я опять не могу заставить себя признаться.
– Кота у меня никогда не было, – говорю я.
Чарли заливается смехом:
– Да ты что? Офигеть!
После вечерних событий мне никак не хочется спускаться на землю. До самого утра я сочиняю новую песню – «Скалы любви». Мне кажется, это лучшее, что я написала за всю свою жизнь. Песня получается сложной, глубокой и тонкой. Наконец-то я достигла того, к чему всегда стремилась. По крайней мере, очень на это надеюсь. Я засыпаю с широкой улыбкой на лице, когда солнце уже встает.
После ужина заходит Морган. Мы валяемся на моей кровати. Потом я беру гитару. Мнение подруги очень важно для меня; интересно, что она скажет о моей новой песне. Итак, я пою, изливаю всю душу. Но когда поднимаю глаза, чтобы посмотреть, как Морган мне сопереживает, вижу: она где-то далеко. Улыбается, глядя в телефон, пальцы бегают по клавиатуре. Я перестаю петь и откладываю гитару.
– С кем ты переписываешься?
Она отрывается от телефона, морщится и прячет его под одеяло.
– А? Ни с кем. Извини.
– Морган! – произношу я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более угрожающе.
Она пожимает плечами и бормочет что-то невнятное.
– Чего-чего?
Снова бормотание.
– Ни слова не могу разобрать. Можешь говорить четче?
– Гарвер! – выкрикивает она наконец. – Я с Гарвером тискалась!
Не могу сдержать улыбку.
– Заткнись! – рычит Морган.
– А я ничего и не говорю! – отвечаю я, улыбаясь еще шире.
– Заткнись! – повторяет она.
Я прыскаю со смеху:
– Да я же ни слова не сказала!
Морган краснеет как свекла и прячет голову под одеяло. Оттуда доносится:
– А он типа ничего, да?
– Он очень милый! И вкус у него хороший, раз он влюбился в тебя. Мне даже его чили-кон-карне понравилось.
– Вот тут ты врешь, и мы обе это знаем. Чили было невозможно проглотить, – возражает Морган под одеялом.
– Зато все остальное точно правда.
Значит, моя подруга дала Гарверу шанс. Я искренне рада, но эту радость перевешивает беспокойство: как отец воспримет то, что у меня появился парень? Который, между прочим, не знает о моей пигментной ксеродерме. Наверное, папа захочет немедленно с ним увидеться и как пить дать выдаст мой секрет. И не будет у меня больше никакого парня. Уродливая тень болезни повиснет над нашими головами и все разрушит. У Чарли и так сейчас проблем предостаточно. Не хватало ему только меня с моим стремным диагнозом. Нет, нельзя допустить, чтобы все пропало, едва зародившись.
У меня созрел план, для реализации которого понадобится помощь Морган. Вчера я вполне успешно изображала нормальную девчонку: играла в пиво-понг и тайком целовалась с парнем на яхте, не принадлежащей ни мне, ни ему. А раз так, то почему бы не продолжить игру?
– Можно, я скажу, что пойду сегодня вечером к тебе? На самом деле мы с Чарли договорились встретиться.
Морган сбрасывает одеяло с головы и выпрямляется:
– Хочешь, чтобы я помогла тебе обманывать отца, пока ты проводишь время с парнем? – Готова поклясться: она еле сдерживает слезы, хотя обычно ее нелегко заставить плакать. – Горжусь тобой.
– Странное дело, но я как будто тоже собой горжусь, – улыбаюсь я.
– Иди. Иди проверни это прямо сейчас, – Морган подталкивает меня ногой, пытаясь спихнуть с кровати, – пока у тебя запал не кончился.
Я делаю глубокий вдох и спускаюсь по лестнице. Отец у себя в каморке. Перебирает портфолио фотографов. У меня возникает странное и неприятное чувство: как будто он может видеть, что делается в моей голове.
– Чем занимаешься? – спрашиваю я, решив начать издалека.