Чарли берет меня за руку:
– Позволь мне загладить свою вину.
Мы идем вдоль причала, пока не останавливаемся перед роскошной сверкающей яхтой. Если я и видела такие раньше, то только по телевизору, в сюжетах о том, как провела отпуск Ким Кардашьян. Чарли взбирается на борт, потом помогает подняться мне.
– Она твоя? – спрашиваю я.
Глаза у меня становятся как две луны. В голове не умещается: парень говорит, что бизнес отца не в порядке, а яхта, судя по всему, стоит несколько миллионов!
– Нет, – отвечает он, внося в ситуацию некоторую ясность. – Летом я просто помогаю за ней ухаживать. Это моя работа. Теперь ты знаешь, чем я бываю занят днем. Твоя очередь.
– А ты до сих пор не догадался? Зои права: я та самая девочка по прозвищу Кровопийца.
Так сказать, в шутке доля шутки. Может, надо было подчеркнуть, что я говорю серьезно? Чтобы уж сразу и наверняка. А то потом может оказаться поздно. Если я позволю себе слишком сильно привязаться к Чарли, мне будет слишком трудно перенести вероятные последствия моего признания.
– Я подозревал, – усмехается Чарли. – А какая, черт возьми, разница? Неужели из-за этого я тебя упущу?
Да, похоже, он действительно думает, что я шучу. Нет, я все-таки не буду его разубеждать. Может, завтра. Но точно не сейчас.
Чарли проводит для меня подробную экскурсию по яхте:
– Это судно фирмы «Йесперсен». Грот армирован кевларом. Палуба из бирманского тика с бамбуковыми вставками.
Я дотрагиваюсь до всего, что Чарли называет. Каждый предмет на борту источает аромат богатства, изысканности.
– Мне все эти детали ни о чем не говорят, но посмотреть приятно! Откуда ты так много знаешь о яхтах?
Чарли обнимает меня за плечи, я прижимаюсь к нему.
– Помнишь, я говорил тебе про стипендию?
Я киваю. В свете луны и звезд Чарли кажется мне ангелом с нимбом над головой. Моим персональным ангелом-хранителем.
– Ну так вот, мистер Джонс, хозяин этой яхты, – выпускник Калифорнийского университета. Занимался плаванием, как и я. Когда узнал про стипендию, то взял меня под свое крыло и всему научил.
– Хорошо, – тихо говорю я, – если есть человек, который в тебя верит. Особенно вне семьи.
Чарли делает глубокий вдох и медленно выдыхает.
– Ага. Зато разочаровывать такого человека паршиво. В семье-то тебя простят, а вот мистер Джонс после того случая стал смотреть на меня по-другому. Хорошо еще, что по-прежнему доверяет мне работать на яхте.
– Наверняка он не разочаровался в тебе, просто… – начинаю я, но Чарли не дает мне закончить мысль.
– Еще как разочаровался. Но все нормально. Не в воде, так на воде… Спасибо мистеру Джонсу. В последнее время эта яхта стала для меня единственным местом, где я в состоянии думать.
– А о чем ты думаешь? – спрашиваю я и беру Чарли за руку.
Он смотрит на луну:
– Да так… О том, что теперь делать, если прежние планы порушились. Куда я хочу поехать. Кем быть. Ну, о всяких таких мелочах.
Я мягко усмехаюсь:
– Прекрасно тебя понимаю. Сама постоянно об этом думаю.
Чарли смотрит на меня удивленно:
– Серьезно? Ты тоже?
– Да, – улыбаюсь я. – Чаще, чем ты можешь себе представить.
– Хм… – Он, похоже, размышляет над моими словами. – А знаешь что? Как-нибудь, в один из ближайших дней, мы с тобой поплаваем по бухте, полюбуемся закатом.
– Супер, – тихо говорю я.
Предложение действительно звучит заманчиво. Жаль только, что для меня эта прогулка – фантазия, которой не суждено сбыться. Но сейчас это нереальное «как-нибудь» ласкает мой слух.
Наши взгляды встречаются. Шикарная яхта, ночное небо, нежный плеск волн – казалось бы, что может быть прекраснее? Но в довершение всего этого Чарли наклоняется и целует меня. По-настоящему.
На секунду я теряю способность двигаться, думать, даже дышать, потому что все, о чем я мечтала, сбылось, как по волшебству. Но вскоре инстинкт приходит мне на помощь, и я начинаю все-все чувствовать. Ощущения обострились, мозг горит, сердце чуть не разрывается. Я обнимаю Чарли за шею. Он еще теснее прижимает меня к себе. Наш поцелуй все длится и длится.
Наверное, мы никогда не смогли бы друг от друга оторваться, если бы не таймер моих часов. Мы вздрагиваем от звука, напоминающего набат. Я нажимаю на кнопку выключения и качаю головой. Почему, ну почему мой комендантский час начинается так рано? Я ведь редко выхожу из дому, и для этих особых случаев папа вполне мог бы делать исключение из правил.
– Тебе пора домой? – спрашивает Чарли.
Я упираюсь лбом ему в грудь и слышу, как сильно и четко стучит сердце. Этот звук кажется мне родным.
– Иногда я ненавижу свои часы, – говорю я, хотя, конечно, понимаю: часы не виноваты в том, что отец излишне меня опекает; мамы, когда-то их носившей, нет в живых, а мне самой редкая болезнь никогда не позволит совершить вместе с Чарли ту морскую прогулку на закате, о которой он говорил.
Мы идем по городу, держась за руки. Примерно в квартале от моего дома Чарли останавливается.
– Ты чего?
– Ты говорила, твой отец чутко спит.
Мне не хочется, чтобы этот чудесный вечер заканчивался, и я пытаюсь растянуть разговор:
– Когда ты выходишь на яхте в море и начинаешь думать, тебе удается придумать что-нибудь хорошее на будущий год? Я имею в виду: чем ты займешься, если не поедешь в Беркли?
Чарли кивает и расплывается в улыбке:
– Все по порядку. Сначала я куплю новый грузовик.
Я хмурюсь: вместо того чтобы ехать куда-нибудь волонтером, учиться в муниципальном колледже или поступать в какую-нибудь фирму стажером, Чарли Рид собрался покупать грузовик. Грузовик – это ведь не план на будущее, это просто вещь.