Полночное солнце - Страница 27

Чуга-чуга-чуга-чуга… Трогаемся с места. Когда Чарли паркуется и мы вылезаем из машины, на часах только без пятнадцати десять. Но наш крохотный городишко уже почти опустел. Мы бродим по улицам, смотрим на окна, болтаем о том, как прошел день. А вот и кафе-мороженое. Я останавливаюсь:

– Пришли.

– А зачем мы сюда пришли? – удивляется Чарли.

Я заглядываю в окошко и машу Морган. Кроме нее, в кафе никого из сотрудников не осталось. Клиенты тоже давно разошлись по домам. Я уверена, что почетная обязанность закрывать заведение обычно возлагается на Гарвера, но сегодня Морган каким-то образом уговорила его уйти.

– Как странно! – произносит она неестественным тоном, впуская нас. – Я не видела, чтобы кто-то пробрался внутрь после закрытия. Клянусь вам, мистер Боссман!

Чарли удивленно глядит на меня:

– Ого! А ты ловкая, Кэти!

– Ребята, не подведите, – говорит Морган, передавая мне ключи. – Уберите за собой все, выключите свет и заприте дверь, когда будете уходить.

– Можешь быть спокойна, – заверяю ее я.

– Утром зайду за ключами, – обещает она и, наклонившись ко мне, шепчет: – Веселитесь, детишки! Ни в чем себе не отказывайте!

Все стулья перевернуты ножками кверху, поэтому мы направляемся к стойке. Чарли садится на высокий табурет, а я надеваю фартук и дурацкую бумажную шапочку, которую должны носить продавщицы. Это помогает мне войти в роль.

– Что желаете, сэр?

– Двойное банановое с горячей помадкой, взбитыми сливками, орехами и всем таким прочим.

– Фу! – отвечаю я, не двигаясь с места. – Орехи! Они не сочетаются с мороженым. Это всем известно.

Чарли притворяется возмущенным:

– А как насчет того, что покупатель всегда прав?

– Только не тогда, когда он требует орехов к мороженому! – дразню его я.

Чарли щелкает пальцами:

– Орехов!

– Перебьешься!

Он подается вперед и касается лбом моего лба. Я тону в его глазах. Он мягко меня целует. Движения губ, движения языка, длительность – поцелуй идеален, как и сам Чарли. Потом мы смотрим друг на друга. Улыбаясь во весь рот, я беру ложку и большую миску для нас двоих. Кто бы мог подумать, что влюбиться – это так круто! А я столько лет просидела одна в своей комнате – какая обидная трата времени!

– Вернемся к предмету нашего спора, – говорю я. – Орехи мы уже исключили. Может, теперь обсудим бананы?

Чарли качает головой:

– А в чем дело? Ты что-то имеешь против калия?

– Мне просто не нравится, как бананы выглядят. А в тех, которые привозят из Центральной и Южной Америки, могут и пауки прятаться. Огромные, волосатые, с твою ладонь величиной.

– Больше слушай всякую ерунду!

– Нет, я провела собственное исследование. Гляди. У банана листья растут вверх пучком, а соцветие свисает вниз, – объясняю я, помогая себе жестами. – Это идеальное место для пауков. Пауки блуждающие, из инфраотряда аранеоморфных, когда им что-то угрожает, поднимаются на задние ноги и демонстрируют челюсти.

– Вот так? – спрашивает Чарли, скаля зубы и растопырив пальцы. – Ррррр!

– Почти, – смеюсь я. – Правда, вряд ли пауки рычат. Рискну предположить, что они вообще никаких звуков не издают.

– Это мелочи. Ну а какие еще пауки прячутся в бананах?

– Пауки-охотники. Они даже страшнее блуждающих. Бегают везде, как крабы, и больно кусаются.

Губы Чарли сжаты, а в глазах так и пляшут черти. Он с трудом сдерживает смех.

– Что это с тобой? – спрашиваю я.

– Ты просто прелесть. А еще – эрудитка! Как ты умудряешься все знать?

Я слишком поздно спохватываюсь: Морган не советовала мне вываливать на Чарли свой ботанический багаж. Но ничего не могу с собой поделать. Я люблю научные факты, люблю природу, небо, звезды, бесконечность и то, что за еe пределами.

– Я не все знаю, далеко не все, – говорю я, запуская ложку в мороженое с печеньем. – По крайней мере, пока. Но хотела бы. Знать всего нельзя, ну а стремиться к этому, по-моему, очень даже можно.

– На мой взгляд, ты знаешь очень много. Школу буквально вчера окончила, а зачетных баллов столько, что на первые два года колледжа хватит. Я, к примеру, тоже получил аттестат, но умею лишь плавать и приводить в порядок яхту, больше ничего.

Плюхаю шарик с хрустящим ирисом поверх шарика с печеньем и шоколадной крошкой, а потом добавляю еще один – со вкусом соленого карамельного бублика. Вместе с банкой взбитых сливок и двумя ложечками ставлю все это на прилавок между нами.

– Послушай, тебе же только восемнадцать лет. Ты и не должен знать всего, – говорю я, украшая каждый шарик мороженого большой сливочной шапкой. Теперь наш десерт похож на сказочный замок. – Да и вообще, век живи – век учись, как говорится.

– Просто иногда мне кажется, что все лучшее позади, и от этого становится страшно, – вздыхает Чарли, окуная ложку в мороженое с печеньем и задумчиво ее облизывая. – Сейчас я как в тумане. На расстоянии вытянутой руки ничего не вижу. Еще никогда будущее не казалось мне таким неопределенным. Это странно?

– Странно? Нет. Это естественно. Очень по-человечески. А с чего ты взял, что лучшее позади? Жизнь только начинается. Она может быть такой, какой ты захочешь ее сделать.

Чарли зачерпывает мороженое с соленой карамелью и вздыхает:

– Закончилась довольно большая часть моей жизни. За это время я стал самим собой… или тем, кем был всегда. Таким меня знали в школе. Но теперь я уже не тот. И не пойму, куда мне деваться и что делать.

Эти его слова я в некотором смысле могу отнести и к себе. Как сложилась бы моя жизнь, не будь я девочкой, которая примечательна главным образом своей редкой и опасной болезнью? Ясно, что по-другому. Может, и мне сейчас было бы трудно выбрать для себя путь.