– А я все думаю: ну где же ты? – мурлычет Зои явно не тем голосом, каким разговаривает обычно, и виснет на плече Чарли, словно они стоят на палубе тонущего «Титаника».
Чарли осторожно высвобождается.
– Извини, что опоздал. Мы вроде как разогревались у Гарвера.
Хозяйка вечеринки морщит нос, оглядывая тех, кого Чарли предпочел ей: меня – девчонку, которую, как, наверное, кажется Зои, она видит первый раз в жизни; Морган, сверлящую ее взглядом, будто она готова при первом же неосторожном слове выцарапать Зои глаза; троих парней, на которых та никогда не обратила бы внимания.
– Прошу прощения, а кто эти люди?
Чарли пожимает плечами:
– Мои друзья.
Зои застыла на пороге. Лицо ее выражает нечто очень близкое к отвращению, и похоже, что она сейчас захлопнет дверь прямо у нас перед носом. Но именно в эту секунду Чарли говорит:
– Мы принесли пива.
Гарвер хочет для наглядности приподнять кег и, как ему советовал Чарли, сгибает не спину, а колени. Но это не сильно помогает. К нему присоединяются друзья, и втроем им таки удается при помощи той же тактики оторвать бочонок от пола. Зои хмурится, однако делает шаг в сторону, чтобы их пропустить.
Я медленно выдыхаю. Кризис миновал. По крайней мере, на какое-то время. Похоже, Зои не узнала ту самую Кровопийцу, которую мучила в начальной школе.
Гарвер и его друзья кое-как втаскивают кег на кухню. Их встречают радостными возгласами. Три ботаника становятся героями вечеринки: им рады до тех пор, пока пиво не кончится.
Мы с Чарли идем в гостиную. В красиво обставленном доме нет ни одного свободного уголка: везде народ. Из невидимой стереосистемы, как из насоса, бьет струей хип-хоп. Гости пьют из красных пластиковых стаканов, смеются, флиртуют, пытаются разговаривать, перекрикивая музыку, и проливают напитки на восточные ковры – наверное, дорогущие. Чем не сцена одного из фильмов Джона Хьюза восьмидесятых? Мы с папой столько раз их смотрели! Неужели я в кои-то веки провожу время, как все люди моего возраста? Это так тупо, так банально и… так прекрасно.
Мы пробираемся в гущу толпы. Чарли на ходу здоровается со знакомыми. Кто-то говорит ему: «Дай пять!» – кто-то хлопает по спине. Похоже, он здесь всеобщий любимец. А девушку, которая идет позади него, если и замечают, то вида не подают.
Постепенно мой восторг сменяется беспокойством. Мысли лихорадочно путаются. Понятия не имею, как вести себя с этими людьми и как отвечать на их неизбежные вопросы о том, где я пряталась до сих пор. Чарли, видимо, чувствует, что мне не по себе, и обнимает меня за талию. Я расслабляюсь, круговерть в мозгах прекращается. Морган, от которой ничего нельзя скрыть, замечает это.
– Пойду… разведаю обстановку. В общем, оставлю вас, – говорит она и, наклонившись ко мне, шепчет: – Я горжусь, что у меня такая смелая подруга! Слабак не заявился бы сюда на твоем месте. И еще раз говорю тебе: ты нравишься Чарли. Ну а если что, мигни мне – и я спалю этот вертеп!
Морган уходит. Какой-то парень протягивает ей красный стакан. Она, не останавливаясь, берет и отпивает. Интересно, есть ли здесь что-нибудь, кроме пива, от одного запаха которого меня тошнит? Стоит ли вообще пить или лучше не искушать судьбу? До сих пор я только один раз пробовала алкоголь. Это случилось у Морган. Ее родителей дома не было, и мы решили пропустить по рюмочке странной зеленой жидкости – мятного ликера. После этого меня рвало, а потом я навсегда разлюбила мятный пирог мамы Морган, который мне раньше так нравился. В это пойло, видно, добавляют какой-то секретный ингредиент. Потому-то оно и кажется таким вкусным. Поначалу.
Я поднимаю голову и смотрю на Чарли, а он смотрит на меня. Мы подходим к столу, приспособленному под бар. Застенчивость обрушивается на меня, как цунами.
– Морган веселая, – говорит Чарли, оглядываясь через плечо. – Давно вы дружите?
– Сколько себя помню, – отвечаю я. – Хотя нет. Есть у меня и более ранние смутные воспоминания. Например, как я объясняла кукле, что нельзя есть бумагу, и в процессе сама сжевала целый блокнот. Дело кончилось вызовом «скорой». Мне было года два. А в другой раз я смотрела мультик и до того увлеклась, что засунула туфлю Барби себе в нос. Мама не углядела, потому что готовила мне обед. Так я опять попала к дяденькам в белых халатах… А-а-а-а-а… Опять меня понесло. Извини. Я болтаю без умолку, когда нервничаю.
Чарли с усмешкой протягивает мне стакан с чем-то розовым, похожим на сок. На вкус в тысячу раз приятнее, чем мятный ликер. Я глупо улыбаюсь.
– Уже заметил, – сухо произносит Чарли. – А почему ты нервничаешь?
Я выдаю упрощенную версию:
– Потому что никого здесь не знаю.
– А я знаю всех этих идиотов. Тебе не из-за чего переживать.
– Да ладно! Всех знать невозможно.
Чарли оглядывает комнату и осторожно указывает на громогласного высокого рыжего парня, который одну за другой опрокидывает в себя стопки с чем-то крепким.
– Видишь этого чувака? Изображает отморозка, а в школе занимается по программам повышенной сложности. Собирается в Йель, но косит под тупицу.
Я киваю. Йель… Человек туда едет и не хочет, чтобы об этом знали!
– Это действительно тупо. В смысле – Лига плюща… это ведь лучше некуда! На его месте я бы футболку с логотипом не снимала! Как бы мне тоже хотелось туда поехать…
– Так поезжай. Разве они могут не взять лучшую выпускницу твоей крутой домашней школы?
Я слегка прижимаюсь к Чарли. Он теплый, но твердый. Нежный, но сильный. Мне нравится это сочетание. На долю секунды мелькает мысль, что надо все рассказать. Дескать, никуда я поехать не могу из-за своей пигментной ксеродермы. Пожалуй, попробую пошутить: «Если только откроется ночной университет…» Но нет. Не нужно портить вечер, который может стать таким чудесным. Для правды время еще не настало.