У отца глаза на мокром месте. Я так разнервничалась, что тоже вот-вот заплачу. Подумать только! Ночь была чудесной, но за считаные минуты сказка обернулась кошмаром.
– Доктор Флеминг предупреждала меня, что в определенном возрасте это может начаться, – говорит папа так, будто обращается к самому себе. – Но до сих пор ты была такой дисциплинированной, что я ей не верил.
Я подхожу, обнимаю его и кладу голову ему на плечо:
– Папа, все в порядке. Более того, все замечательно. Пожалуй, с того дня, как мне поставили диагноз, я ни разу не чувствовала себя так прекрасно. Позволь мне быть нормальной. Пожалуйста.
Отец немного расслабляется и тоже обнимает меня:
– Я просто хочу защитить тебя, Орешек. Ты же моя девочка. Мне даже думать невыносимо о том, что с тобой может случиться беда.
– Знаю. Я люблю тебя. В следующий раз, когда задержусь, обещаю прислать эсэмэску. И еще обещаю, что ты полюбишь Чарли, как только его увидишь. Он хороший парень, папа. Напоминает мне тебя.
– Дай бог, чтобы ты была права. Надеюсь, Чарли воспримет известие о твоей болезни как воспитанный и зрелый молодой человек, каким ты его считаешь. Не испугается и не убежит.
Значит, папа думает, будто Чарли может бросить меня из-за моего диагноза… Это больно задевает меня, и я вру так бессовестно, как не врала еще никогда:
– Он уже знает. Его отношение ко мне нисколько не изменилось.
Папины морщины разглаживаются. Сейчас он действительно за меня рад:
– Отлично! Именно этого я всегда желал для тебя.
Я чувствую себя мерзко, оттого что солгала, но отказываться от своих слов не буду. Уверена: ложь станет правдой, как только я наберусь смелости и наконец-то все расскажу своему парню.
Вхожу к себе в комнату и сразу же отправляю эсэмэску Морган: «Я дома. Жива-здорова». В ответ получаю отточие. Набираю еще одно сообщение: «Не сердись! Даже папа не сердится!» Три кружочка появляются и исчезают, снова появляются и снова исчезают. Наконец приходит ответ: опять одни точки. Кажется, Морган разозлилась на меня в первый раз за все время нашей дружбы.
«Знаю, ты привыкла, что во внешнем мире у меня, кроме тебя, никого нет. Но хотя бы постарайся порадоваться за меня, пожалуйста!» – пишу я. Опять всплывающие и исчезающие пузырьки. А потом это: «Издеваешься, черт возьми?! Не завидую я тебе! Целуйся со своим дурацким парнем на здоровье! Только, если бы ты зажарилась, тебе было бы уже не до него. Прости за заботу».
Я набираю пресловутую реплику Гертруды из «Гамлета» – намек на то, что моя подруга много на себя берет. Отправлять это я, конечно, не собираюсь. Но случайно нажимаю на кнопку, и эсэмэска улетает. Ответ приходит быстро: «Очнись! И не беги ко мне плакать, если он окажется свиньей, когда узнает про твою ПК. Не все могут относиться к этому, как я».
Ну вот. Сперва папа, а теперь Морган считает, что Чарли меня бросит. Если я совру во второй раз, это, наверное, будет считаться как одна ложь? Ведь я повторяю то же самое. Итак, я пишу: «Чарли может. Воспринял совершенно нормально». Морган отвечает: «Рада за него. И за тебя. Выключаю телефон: всю ночь не спала. Пока».
Оказывается, отношения – это так сложно! Я ворочаюсь в постели и думаю, думаю… Как извиниться перед подругой. Как убедить отца в том, что мне действительно нужно больше свободы. Как на самом деле рассказать Чарли о том, о чем он якобы уже знает. Ко мне приходит беспокойный сон.
– Жду его сегодня, – говорит папа.
– Угу, – откликаюсь я, грызя ноготь.
По идее, я не должна нервничать. Разве Чарли может не нравиться? Он же идеальный. Идеальный джентльмен. И все-таки мне неспокойно: от того, какое у отца сложится мнение о Чарли, слишком многое зависит. Для меня очень важно, чтобы все прошло хорошо.
Звонок в дверь. Как мы договорились заранее, папа открывает сам. Я, согласно плану, должна пойти в свою комнату и ждать, когда меня позовут. Но нет, неизвестность для меня невыносима. Я замираю на середине лестницы и прислушиваюсь. Вот Чарли поздоровался и назвал свое имя. Папа ведет его в свою каморку.
– Садись. В полицию когда-нибудь попадал?
Да уж, умеет отец завязать беседу. Я в шоке!
– Нет, сэр.
Дальше вопросы сыплются как из пулемета. Наконец огонь начинает потихоньку ослабевать.
– До какого времени тебе разрешают находиться на улице?
– До часу ночи.
– Во сколько возвращаешься на самом деле?
– Около двух, – признается Чарли. – Иногда позже. Как в прошлый раз. Извините, сэр, что так поздно привез Кэти. Мы совсем забыли о времени.
– Больше так не делай. Теперь скажи мне: почему ты не едешь учиться?
Ой! Наверное, зря я сказала отцу, что, на мой взгляд, Чарли следовало бы не разъезжать по стране на новом грузовике, а вложить деньги в образование. Его сбережений хватило бы на двухгодичный курс в местном колледже. Потом можно было бы перевестись в Вашингтонский университет. Если учишься в своем штате, обучение частично оплачивается из бюджета, к тому же существуют займы и гранты…
– Я получил травму и потерял стипендию, – отвечает Чарли.
Интересно, смотрит ли он моему отцу в глаза или разглядывает собственные ботинки, как обычно делает, когда ему грустно или не по себе?
– Сколько раз в неделю ты бреешься?
– Раза четыре…
В голосе Чарли слышится замешательство. «Какая разница?» – думает он.
– Не верю, – говорит отец.
Ну я не могу! Это что – инквизиция? Не все ли равно, как часто Чарли бреется?
– За какую команду болеешь? – продолжает папа.
– За «Морских ястребов».
Такой ответ должен подкупить моего отца.
– Почему?